Кино длиною во взгляд фотографа, или Философия света Ольги Мальцевой
В дискурсе о культурном Севастополе, мы с удовольствием пишем о театрах и актерах, севастопольских поэтах, певцах и художниках. Но сегодня мне бы хотелось поговорить о фотографии. И не для того, чтобы подтвердить или опровергнуть мысль Сьюзан Сонтаг, высказанную в ее эссе «О фотографии»: «В последнее время фотография стала почти таким же популярным развлечением, как секс или танцы, — а это значит, что, как всякой массовой формой искусства, большинство людей занимаются ею не в художественных целях. Она главным образом — социальный ритуал, защита от тревоги и инструмент самоутверждения», а потому, что по той же С. Сонтаг: «Фото — это тонкий ломтик и времени, и пространства».
Секрет фотографии — в ее мистическом свойстве превращать время в вечность. Это чувствуется, когда смотришь на карточку, даже не зная, кто там изображен. Лица неведомых безымянных, навсегда исчезнувших людей в сто раз сильней завораживают, чем лицо какой-либо знаменитости. Каково бы ни было искусство фотографа, снимок честно передает черты того, кто когда-то жил, что когда-то было действительностью, а теперь стало сверхдействительностью, несмотря на то, что уже не действует, не дышит, не живет.
В настоящее время положение светописи настолько привычно, что мы порой не замечаем, что ею пропитаны практически все области нашего бытия. Севастополь сам по себе является харизматичным и благодатным художественным образом и он, как место, как пространство, рождает людей особенных, умеющих глубоко чувствовать, жить и творить вместе с ним.
В нашем городе действительно много хороших фотографов, мастеров светописи, но мое внимание привлекли работы известной в культурных кругах Севастополя поэта-романтика в фотографии Ольги Мальцевой. Ее фотографии индивидуальны и легко узнаваемы, и мы можем увидеть их почти во всех севастопольских и многих фотографических группах сети интернет. Ольга лауреат десятка российских и международных фотоконкурсов, но по своей природной скромности, не желает делать эту информацию достоянием общественности.
Один из излюбленных жанров, в котором она работает, и по ее же словам, к которому она относится с особой трепетностью, является натюрморт. Я бы сказала — классический натюрморт.
Фотография, позаимствовавшая у живописи практически все жанры, не сделала исключения и для натюрморта. Как показывает история фотографии, именно натюрморт оказался менее всего представлен в фотографическом искусстве, хотя с него эта история собственно и началась.
Натюрморты Ольги Мальцевой — это не просто сами предметы, композиция, правильный свет, — это истории из жизни предметов и их владельцев, это размышление о времени, о красоте простоты и утраченных иллюзиях. Ее натюрморты вызывают не только приятные эстетические чувства, но и чувства соучастия и сопереживания.
Мне удалось встретиться с Ольгой и задать ей вопросы о фотографии, ответы на которые, во всяком случае, для меня, стали неожиданностью.
— Фотография — это искусство или документалистика, а, может, что-то еще? Что такое фотография для тебя вообще и в твоей жизни?
— Во-первых, сразу же хочу выразить тебе благодарность, за то, что нашла возможность пообщаться с обычным человеком, даже не называющим себя фотографом, а лишь только идущим по этому пути, пытающемуся перевести на язык светописи свои ощущения от игры под названием «жизнь».
А возвращаясь к вопросу, я считаю, что планка в фотографическом искусстве должна быть высока. По крайней мере, к этому нужно стремиться. И неважно, о каком жанре идет речь. Документалистика тоже должна становиться искусством. А для меня, фотография это короткометражное кино длиною во взгляд фотографа, а потом — зрителя.
— Цветная фотография и черно-белая. В чем разница и почему многие фотографы отдают предпочтение монохромным снимкам? Как ты для себя решаешь этот вопрос?
— Не думаю, что противостояние между этими понятиями вообще существует. Господь Бог так же добр к фотографам, как и к остальным людям, а посему предоставляет им свободу выбора. Цветная фотография появилась гораздо позже чёрно-белой, но это не значит, что одна из них лучше, а другая хуже. В разные времена предпочтение отдавалось то монохрому, то полихрому. Бывало, что чёрно-белую назвали претенциозной, а цветную – вульгарной.
Даже легендарный Анри Картье-Брессон экспериментировал с полихромом, но был так разочарован результатами, что уничтожил все негативы, назвав цветную фотографию полной глупостью. Но с течением времени всё стало на свои места. Думаю, если цвет можно использовать в качестве выразительного средства, отчего же этим не пользоваться? Но нельзя отрицать и тот факт, что переведённые в монохром снимки зачастую выглядят более эффектными, сконцентрированными и сосредоточенными на сути. Автор сам должен определиться с выбором, чтобы наиболее полно донести свою мысль до зрителя.
— Какие мастера фотографии тебе близки, кого ты могла бы выделить из современников и фотографов Севастополя?
— Наверное, я никого не удивлю, назвав имена людей, причисленных к классикам фотографического искусства. Но это чуть позже. А самый-самый для меня – конечно, Йозеф Судек. Человек с тяжёлой судьбой, мечтавший связать свою жизнь с музыкой, но трагически став инвалидом, прошедший путь от переплётчика до мастера фотографии, не потерявший веру в радость жизни. В его работах, а самые известные из них сняты на окне маленькой деревянной студии, для меня есть всё – философия, лаконичность, смысл, красота.
Близки мне Лиллиан Бассман (она называла свой стиль абстрактным экспрессионизмом, в своих снимках соединила два любимых увлечения — живопись и фотографию), Элиот Эрвитт, Картье-Брессон, Юсуф Карш.
Если говорить о современниках, то имён, которые на слуху, уже гораздо больше — Винсент Питерс, Борис Смелов, Антанас Суткас, Александр Пилко, Геннадий Блохин, Михаил Каламкаров, Дмитрий Зверев, Александр Хромев, Игорь Груздев.
Ты спрашиваешь про наших, севастопольских. У нас довольно много талантливых фотографов, многие из них занимаются преподавательской деятельностью, что делает им честь. Мне интересны авторы, количество проходных работ у которых сведено к минимуму, которые уже выработали свой индивидуальный взгляд на мир — Андрей Золочевский, Александр Бурцев, Светлана Желток.
— Какие жанры тебя привлекают больше, чем другие? О чем ты хочешь рассказать своими работами людям?
А давай немного отклонимся от прямого ответа на этот вопрос, но только для того, чтобы полнее и объёмнее на него ответить. Всем известно, что у японцев существует четыре меры красоты:
Саби — это значит особое очарование возраста, потемневший цвет старого дерева, замшелый камень в саду или даже обтрепанность, неподдельная ржавость, архаическое несовершенство, прелесть старины, печать времени. Буквально «саби» и означает «ржавчина».
Ваби — включает в себя понятия прелести обыденного, мудрую воздержанность, красоту природы, умение довольствоваться малым и ценить всё, что окружает человека в его будничной жизни, вплоть до каждого предмета повседневного быта.
Сибуй — это первородное несовершенство в сочетании с трезвой сдержанностью. Это красота естественности плюс красота простоты. Это красота, присущая назначению данного предмета, а также материалу, из которого он сделан.
Югэн («сокровенный, тайный, мистический») — эстетическая категория в японской культуре, обозначающая скорее интуитивное, предполагаемое, нежели явное, очевидное восприятие сущности объекта. Югэн выражает впечатления и чувства, которые испытывает человек, который созерцает лунный свет, струящийся сквозь дымку проплывающего облака, или когда он любуется кружением снежинок, сверкающих подобно серебру.
К какому бы жанру я не прикасалась, мне интересно в нём именно то, о чём сказано выше, будь то натюрморт, пейзаж, портрет, репортаж. А всё новодельное, пустое, ненапитанное временем, содержанием, духовностью, особого интереса во мне не вызывает. К людям это тоже относится.
Вдруг оказалось, меня притягивают картинки с метафизической наполненностью.
Интересным кажется то, что метафизическая фотография открывает перед нами знакомый мир в незнакомых вариациях. Обычные предметы вдруг приобретают причудливые и уникальные образы, появляется возможность заглянуть внутрь привычной для нас картины мира, открыть новые грани чувствительности и мировосприятия, удивиться творением некой параллельной реальности в плоском изображении, не отклоняющей и разрушающей, а находящейся во взаимодействии с настоящей реальностью.
Конечно, у меня есть жанр-фаворит, и к нему я отношусь очень трепетно, с осторожностью, уважением и почтением. Может, как раз посредством этого жанра мне легче говорить обо всех четырёх мерах красоты — о фактурности ржавчины, о мудрости старой посуды, о таинственном свете, пронизывающем предметы и время…
— Как ты относишься к редактированию изображения и графическим редакторам? Является ли цифровая фотография истинным отображением реальности?
Я, пожалуй, не возьмусь оценивать возможности цифровой фотографии в плане «истинного отображения реальности». Наверное, они велики. Но что такое «истинное отображение» – чтобы было точно, как в жизни? Тогда ответ такой — в зависимости от жанра и поставленных задач определяется степень применения каких-либо редакторов.
Но если мы говорим о создании образа, а это не всегда реальность один к одному, редакторы в этом деле хорошие помощники. А по сему, отношусь к ним с симпатией, пользуюсь ими и стараюсь с их помощью дорабатывать снятые кадры для придания им художественности. Да и в моём стремлении к пикториальной фотографии без редакторов точно не обойтись.
— Нужно ли профессионально учиться на фотографа или кто может называться фотографом?
— Если есть такая возможность, разве это плохо получить профессиональное образование в данной области? Но если вам не случилось обучаться в институте по этой профессии, а занятие фотографией требует определённых знаний и навыков, возможен путь получения знаний непосредственно у мастеров или путём самообразования. Но в любом случае, эта профессия живая, развивающаяся и учиться нужно многому!
А вот насчёт того, кто может называться фотографом… Называться может кто угодно, но вот являться им… Кстати, труд человека этой профессии не всегда романтика. Есть такие люди, у которых занятие фотографией иногда просто рутина, и не всегда даже оно связано с творчеством. Это как раз те, которые стопроцентно отображают истинную реальность. А вот у фотохудожника, мне кажется, несколько другая специфика, тут есть место для творчества и самовыражения!
— Какие сюжеты ты бы никогда не сняла бы? Почему?
— Не стала бы снимать всё, что связано с несчастьем людей или животных. Потому что лучше помочь, если можешь. Если нет – тогда не знаю, зачем это снимать.
— Должен ли в фотографии быть сюжет или фотография — это исключительно светопись?
— Фотография это, конечно же, светопись, но она не перестанет быть фотографией, если там появятся сюжет и история, они только обогатят её. Думаю, любой снимающий человек с замиранием сердца смотрит на красивую игру света и тени, но сделать снимок с историей и хорошим сюжетом тоже большая удача.
Насколько разной бывает фотография, настолько непохожими могут быть и фотографы. Есть ли нечто, объединяющее всех фотографов, кроме камеры и пленки? Смею предположить, что людей, занимающихся светописью, объединяет чувство хрупкости бытия. А чувство это — дар, которым изначально наделен каждый.
Помните, как у поэта: “каждый миг уносит частичку бытия”. Будто бы бытие, обладающее определенной ценностью, утекает из-под пальцев, не оставляя за собой ничего. В этом смысле, фотография — обман неумолимого природного закона.
Уже в конце нашего разговора о фотографии, я попросила Ольгу обратиться к читателям, сказать или пожелать нам что-то посредством образа, посредством того изобразительного языка, которым она мастерски владеет. И вот, что она нам пожелала.
Стремитесь к свету!
А мы желаем ей радости творчества и творческих успехов.
Инга Хрулёва
