Феникс и море: история Алины Стародубцевой
Есть такие встречи и беседы, которые невероятно гармоничны с осенью – её настроением, духом и атмосферой. Почему-то именно на фоне осени история рассказчика переживается особенно остро. Мой диктофон оцифровывал её воспоминания вместе с порывистым сентябрьским ветром, сводящим на нет огонь зажигалки. Невероятно грустные и глубокие глаза, в которых неустанно боролись жизнь и уныние, редко смотрели на меня. Чаще всего они всматривались в некое пространство, словно пытаясь миновать пласты времени и увидеть в прошлом ответ на вопрос: почему всё случилось именно так?
Почему путь в актёрскую профессию обернулся путём выживания, когда каждый день – это отчаянная борьба за жизнь, за право быть как все? Почему на смену театральной сцене пришли больничная койка и затем – инвалидное кресло? Почему 18 апреля 2012 года, когда в Симферополе бушевал ураган, путь домой лежал именно через Гагаринский парк, где огромная упавшая ветвь ивы поделила жизнь на «до» и «после»? Но если ты всё ещё здесь, может, ответ уже не за горами?
Пять сломанных позвонков, три сломанных ребра, разрыв связок правого колена, перелом правого голеностопного сустава, два повреждения спинного мозга, деформация связки правой стопы, 23 различных шрама от операций, конструкций и гипса… Это неполный список всех её травм за пять с лишним лет. Она в равной степени познала как физическую, так и душевную боль. Но она не сдаётся. Она – борец, актриса и невероятно талантливый поэт. Эту девушку, известную многим как Ли Гевара, в миру зовут Алина Стародубцева. Солнечным сентябрьским днём во дворе своего дома она поведала мне свою историю. Теперь я хочу рассказать её вам. У меня чёткое ощущение, что я просто обязан это сделать.
Привет. Я осень. Я втекаю
на цыпочках в твоё окно
и жду. Мой город навсикаев
и прян, горчит сентябрьским карри,
зовёт на дно.
Всё решил «Исаев»
Первый мой вопрос касался душевного состояния Алины. Через слои отчаяния и боли всё равно просматривалось неутомимое желание бороться и идти к своей цели. Нет, она вовсе не производила впечатление человека, для которого жажда жизни – уже забытое ощущение. Просто, когда более 5 лет не можешь найти источник этой жизни – той самой, где пальцы ног ощущают прикосновение земли – это тяжело. Очень тяжело.
«Я не могу похвастать боевым духом и необычайным оптимизмом, – начала Алина. – Чем больше проходит времени и с течением этого времени не происходит практически никаких подвижек, сложно заставлять себя что-то делать. Но заставлять надо. У меня нет иной альтернативы. Бывают, конечно, срывы, слёзы и отчаяние. Но я изо всех сил стараюсь сделать эти периоды более-менее короткими. Раньше вся боль и негатив уходили в стихи. А сейчас стихи не пишутся. Совсем. Бывает иногда такой душевной сор, который не то что в стихотворную форму облачать – людям показывать иной раз не хочется. Но и в себе держать не получается. Поэтому на данный момент всё, чем ограничивается моя творческая деятельность – это, разве что, небольшие эссе, пущенные сплеча в социальные сети».
Возможно, Алина вполне могла бы связать свою жизнь со словом, но в 2007 году, обучаясь в севастопольском филиале МГУ на факультете журналистики, она сделала судьбоносный выбор. Несмотря на то, что русский язык и литература были самыми любимыми предметами, её настоящей стихией стал театр. Сразу после школы девушка хотела поехать учиться на актрису, но ближайший театральный вуз находился в Симферополе. А мать не готова была отпустить Алину одну в чужой город. После долгих ссор и недопонимания им всё-таки удалось прийти к соглашению: Алина хотя бы год учится в любом другом учебном заведении в Севастополе. И, если через год она всё ещё будет болеть театром и не приживётся в иной сфере, то мама её отпустит.
«Не скажу, что мне не нравилось учиться в МГУ. Я до сих пор скучаю по этому времени. Но я просто не могла себя обманывать. Первое предложение подработки в массовке в фильме «Исаев» Сергея Урсуляка – и я побежала на съёмки, забыв, что у меня в этот день должен был быть экзамен. Для меня в тот момент больше ничего не имело значения. Весь этот кинопроцесс основательно затянул, хотя театр я любила больше. Но даже когда ты работаешь в массовке – это уже перевоплощение. Ты больше не Алина Стародубцева, а девушка, которая спасается из разрушающейся страны и прощается с ней. За один съёмочный день я пережила судьбу человека, который едет из родного, привычного мира в абсолютную неизвестность. И это был решающий пункт. Тогда я поняла, что, как бы мне ни нравилась журналистика, мой выбор сделан. Это театр. Я забрала документы и летом 2008 года поступила в симферопольскую школу-студию при Русском драматическом театре имени Горького».
Мечта об Энни Салливан
«С театром у нас огромная-огромная чистая любовь, – признаётся Алина. – Такая может быть только с чем-то возвышенным, с какой-то идеей, с неким идеалом. Для меня театр – это не просто профессия, не просто работа или мечта. Это моя философия, религия, жизнь, в конце концов».
Казалось, что эта любовь принесёт свои плоды и харизма начинающей актрисы не останется незамеченной. Так и случилось. Начало творческого пути было вполне многообещающим. На втором курсе художественный руководитель театра Анатолий Новиков берёт перспективную студентку на роль Олеси в новый спектакль «Сауна». Однако накануне премьеры он решает убрать этого персонажа из пьесы, чтобы Алина могла спокойно сдать сессию. Следующая большая роль, которую получает молодая актриса – Ганка в спектакле «Мораль Пани Дульской» по пьесе польского драматурга Габриели Запольской.
«Это весьма противоречивый персонаж, – рассказывает Алина о своей героине. – Сперва она кажется невинной овечкой, но в конце переворачивает всё действие и отстаивает справедливость. Мне близки такие люди. Хотя, признаться, поначалу эта роль давалась не очень легко, так как нужно было быть, как мне казалось, «мямлей». Но как только мне удалось найти хоть какие-то черты этой Ганки, которые могли вызвать во мне симпатию – вопросов не осталось, я знала, что с ней нужно делать. Она не остаётся мямлей до конца: жизненные обстоятельства её закаливают. Теперь, когда мне становится трудно, я иногда вспоминаю эту девочку Ганку. Ей было тяжело, но она нашла в себе силы выйти из ситуации победителем. Мне хочется, чтобы именно это её качество каким-то образом передалось сейчас мне».
Когда я спросил у Алины, о какой роли она мечтает, я, конечно, понимал, что это будет не Офелия из «Гамлета», не Заречная из «Чайки» и даже не булгаковская Маргарита. Мир Алины Стародубцевой – это целая Вселенная, лишённая всяческих штампов и стандартов. И поэтому даже образ из мировой драматургии она выберет особенный – тот, чья жизнь будет примером для многих. Я не ошибся.
«Есть одна роль, которой я болею прямо сейчас. У меня тысячи и одна причина, чтобы встать на ноги. Одна из этих причин – именно этот персонаж: Энни Салливан в пьесе Уильяма Гибсона «Сотворившая чудо». Впервые я увидела этот спектакль в Санкт-Петербурге в театре Ленсовета. Это было просто что-то гениальное. Эта пьеса написана на основе реальных событий – истории слепоглухой девочки Хелен Келлер. Родители нашли для неё воспитательницу – Энни Салливан, 20-летнюю девушку, которая сама когда-то была слепой, причём на момент описываемых в пьесе событий зрение её восстановилось не до конца. Конечно, она понимала свою подопечную, как никто другой. И как она начала с ней работать – безжалостно, без потаканий, которые шли от родителей. Воспитательница буквально похитила девочку, и они стали жить отдельно. Она каждый день была с Хелен, воспитывала, тренировала, учила, пыталась вытащить её сознание из запертого ящика её тела. Ничего не получалось, и Энни уже была готова сдаться и уехать, но каждый раз останавливала себя. И в конечном счёте ей удаётся добиться результата – у них с девочкой появляется связь, Хелен начинает понимать, чего от неё хотят. Впоследствии она стала писательницей, закончила несколько учебных заведений, занялась общественной деятельностью и путешествовала по всему миру. К сожалению, она так и не смогла вернуть слух и зрение, но прожила долгую и счастливую жизнь. И всю эту жизнь Энни Салливан была с ней. Вот её, учительницу Энни, я и хочу сыграть. Она очень близка мне по характеру. Если бы со мной случилась такая ситуация и мне довелось бы спасать человека, я бы действовала точно так же».
Алина уже знает, как воплотит эту мечту. Как только ей позволит здоровье, она соберёт команду талантливых молодых ребят и организует что-то вроде своего театра. И в этом театре она, возможно, поставит свою версию «Сотворившей чудо» и, конечно, сыграет Энни Салливан. Мечты должны сбываться.
Ветер ивовых перемен
После окончания симферопольской школы-студии в жизни Алины наступает сложный период. В Севастопольском театре имени Луначарского меняется руководство, и это ставит его дальнейшее существование под угрозу. Актёры выходят митинговать на улицы. Принято решение не нанимать новых артистов, а ведь Алина хотела работать именно в этом театре. Девушка не опускает руки и соглашается на любые предложения подработки: массовка, маленькие эпизодические роли и даже пиар-менеджер в центре психологической поддержки. А летом 2011 года она бесплатно снимается в экспериментальном фильме «Темница» начинающего режиссёра Павла Славина вместе с актёром театра имени Горького Николаем Германом. Фильм так и не дошёл до зрителей, но Алина признаётся, что для неё это был очень интересный и полезный опыт. Съёмки девушка совмещает с поездками в Киев. Там она сдаёт экзамены в Киевский национальный университет театра, кино и телевидения им. Карпенко-Карого и поступает на курс к Николаю Рушковскому, учениками которого были Ольга Сумская, Лев Сомов, Игорь Славинский, Сергей Стрельников и другие известные украинские актёры. До марта месяца жизнь идёт в привычном русле…
«В марте мне и ещё трём студентам с моего курса предложили поучаствовать в театрально-танцевальной зарисовке «Саломея», – вспоминает Алина. – Мы показывали её в театре Ивана Франка на День театра. Мне пришлось выступать босиком, и, видимо, я простудилась. Чувствовала себя невероятно плохо, всё плыло перед глазами, я с трудом ходила и разговаривала, но, так как близилась сессия, не могла себе позволить болеть. В студенческой клинике мне измерили температуру – 40,5. Диагноз – обычный грипп. Несмотря на это, я продолжала ходить на занятия, принимая лекарства, но мне они абсолютно не помогали».
Алина до сих пор жалеет о том, что тогда поддалась на уговоры своего приятеля, студента медицинского вуза, и приехала в Крым на обследование. Выяснилось, что врачи в Киеве ошиблись и это был не грипп, а острый пиелонефрит. Проводить неделю в больнице девушка категорически отказалась. Очень многие экзаменационные этюды и отрывки были коллективные, и Алина не хотела подставлять своих однокурсников. Тогда ей пообещали, что её просто осмотрят и придумают альтернативный вариант лечения.
18 апреля 2012 года. В Симферополе Алина остановилась у своего друга, который и посоветовал ей приехать в Крым на обследование. В тот день она вышла на улицу, чтобы распечатать кое-какие бумаги по учёбе. До трагедии, которая перевернёт жизнь девушки, остаётся чуть больше часа. Пожалуй, сегодня уже бессмысленно думать о том, почему всё так случилось. И всё же… Уже ближе к финалу нашей беседы Алина мне призналась, что ещё во времена учёбы в Симферополе размера её студенческой стипендии хватало только на то, чтобы оплатить жильё. Денег на проезд не оставалось, и она полюбила пешие прогулки. И многие стихи ей стали приходить в голову на ходу. «Мне даже не нужно было ходить с наушниками и слушать какую-то музыку. Эта музыка была в моей голове, эта музыка являлась словами», – признавалась Алина.
«Один момент – я иду вдоль речки Салгир, следующий момент – я лежу на асфальте, и моя прежняя жизнь закончилась. Я не помню, почему я не услышала треск ветки, я не помню, почему я не отскочила. Я шла без наушников, я не могла не услышать». Есть вероятность, что в голове у девушки в тот момент звучала своя музыка. И даже сильнейший ураганный ветер, который бушевал в Симферополе, не мог сбить Алину с поэтической волны. Огромная ветка ивы поступила куда чудовищнее – сбила девушку с ног, поделив её жизнь на «до» и «после».
«Я пришла в себя, когда лежала на асфальте лицом вниз и не могла пошевелиться, – вспоминает Алина. – Было очень больно. Сразу. Я помню, как ко мне подбежали молодые ребята и спросили, кому позвонить. Я попросила достать из кармана моего пальто телефон. Тогда лишь одна мысль вертелась в моей голове: пожалуйста, только не говорите моей маме. Я очень не хотела, чтобы мама узнала о случившемся, чтобы она переживала из-за меня. На тот момент для меня это было самым важным. Я почему-то была уверена, что сейчас меня заберут в больницу, прооперируют, всё будет хорошо и я просто вернусь домой. Зачем тогда волновать маму понапрасну? Но ей, естественно, всё равно сообщили. Все следующие четыре месяца мама каждый день приезжала ко мне в больницу из Севастополя. Она не могла переехать в Симферополь на съёмную квартиру, потому что дома оставалась младшая сестра, за которой тоже нужно было приглядывать».
Тени в больничной палате
Все дальнейшие события, имевшие место быть в жизни Алины Стародубцевой, напоминают очень долгий кошмарный сон. По крайней мере, я никак не мог отделаться от этого ощущения – рука то и дело тянулась за пачкой сигарет. Перед тем, как описывать свой «больничный период», Алина долго собиралась с мыслями. Мне даже было не по себе от того, что я вновь заставляю её возвращаться в те жуткие дни…
«Когда меня привезли в больницу, то сразу обкололи сильными обезболивающими препаратами наркотического свойства, поэтому всё дальнейшее было как в тумане. Я помню, как на мне разрезали мою окровавленную одежду, потому что сломано было практически всё. Помню, как в первый же день мне латали сломанную ногу. Сломаны были обе ноги, но на одной был открытый перелом, а на другой закрытый. На открытый перелом поставили стержневую конструкцию, но, как позже выяснилось, неправильно. Оказалось, врачи её поставили так, что между отломками костей ещё оставалось пространство и они никак не могли притянуться друг к другу, чтобы хоть как-то начала образовываться костная мозоль. Поэтому перелом стал срастаться только через 9 месяцев, когда мне сняли аппарат в Балаклаве. Всё это время конструкция просто деформировала мою ногу.
Когда в больнице сделали всевозможные снимки, то выяснилось, что у меня сломано 5 позвонков, – один из них просто в мелкое крошево, – а также повреждён спинной мозг. Теперь уже, прочтя множество материалов по этой теме, я знаю, что операцию нужно было сделать в первые 8 часов после происшествия, чтобы был хоть какой-то шанс на моё восстановление, но прооперировали меня только спустя полтора месяца. И даже не зная, что это неправильно, я догадывалась, что так быть не должно. Я очень переживала и иногда доходило до того, что я просто кричала на врачей и швырялась в них вещами, плакала, умоляла прооперировать меня. Каждую ночь я не могла уснуть, так как чувствовала в ногах какие-то взрывы. Я понимала, что это хорошие взрывы, что они должны быть и вот сейчас меня нужно прооперировать, чтобы дать шанс ногам проснуться.
А операцию всё откладывали. Были моменты, когда меня начинали неправильно лечить: до такой степени, что я уже в буквальном смысле находилась между жизнью и смертью. У меня были галлюцинации, я бредила и разговаривала с несуществующими людьми. А по ночам ко мне приходили тени. Я их видела: три тени становились вкруг меня – одна по правую руку, вторая по левую и ещё одна у изголовья. Они просто приходили каждую ночь и смотрели на меня. В одну из ночей я спросила у них: кто вы такие и что здесь делаете? И одна из теней мне сказала: уходи отсюда, ты не должна здесь быть. Это наше место. Забавно, но именно после этого моё состояние стало стабилизироваться. И в какой-то момент врачи наконец поняли, что просто так я не уйду и мне придётся сделать операцию».
После того как Алину прооперировали, «взрывы» в ногах прекратились. Девушка ждала улучшений, и в августе её перевезли в санаторий имени Бурденко, где наконец-то удалось сдвинуться с мёртвой точки. В рекордные сроки Алину научили ходить в брусьях, а ведь ещё какой-то месяц назад она не могла самостоятельно сидеть. Но вдруг неожиданно начавшийся прогресс остановился. Расстроенной и уставшей Алине пришлось вернуться домой; через некоторое время была предпринята ещё одна попытка поехать в санаторий и продолжить лечение. Это удалось, однако судьба не прекращала испытывать бедную девушку. Вновь проходя реабилитацию, она вылетела из кресла и повредила колено.
«Когда мы отправились на УЗИ колена, решили заодно сделать и КТ позвоночника, чтобы посмотреть, как там обстоят дела, – рассказывает Алина. – На следующий день маме звонит врач и просит срочно приехать. Выясняется, что та операция, которую я ждала в больнице полтора месяца, была тоже сделана неправильно. Металлическую конструкцию на позвоночник мне поставили явно из расчёта на то, что я никогда не буду ходить. Её болты просто проникали в спинномозговой канал, создавая дополнительные повреждения. Я ещё удивлялась, почему тогда, в санатории Бурденко, остановился прогресс. А удивляться было нечему. Разумеется, с этого момента главной моей целью была не столько реабилитация, сколько новая операция, чтобы извлечь калечащую меня конструкцию и правильно поставить новую. Но, видимо, это было сделано слишком поздно, потому что даже вторая операция не принесла никаких результатов. Повреждения спинного мозга уже было не залатать, и к тому же позвонки под старой конструкцией стали постепенно разрушаться.
Мало-помалу я начала опускать руки, больше времени и сил тратила на творчество и хобби. Ездила на различные фестивали, куда меня приглашали со своими стихотворениями, выступала в Севастополе и в Москве. Также выпустила несколько поэтических сборников и стала членом различных литературных объединений. Во всей этой творческой суете я стала упускать из виду самое главное – своё здоровье. Не то чтобы я перестала стремиться к выздоровлению, ни в коем случае. Просто из-за того, что не наступало никаких улучшений, мне нужно было хоть как-то вытащить себя за волосы из того болота, в котором я оказалась. В этом очень здорово помогало творчество».
Атака на «Орден Лигевароносцев» и новая надежда
Уже в марте этого года Алина Стародубцева стала лауреатом фестиваля «Всемирный день поэзии», основанного петербургским поэтом и прозаиком Стефанией Даниловой. Он проходит во многих городах России и даже за её пределами. Самый крупный концерт фестиваля организовывают в Санкт-Петербурге. По состоянию здоровья и финансовому положению Алина не могла себе позволить поехать в Северную столицу. Однако участники фестиваля очень хотели услышать талантливого поэта. Было принято решение снять для них видеообращение. 19 марта в театре имени Луначарского перед началом спектакля Алина записала свой видеопривет собратьям по перу. А после этого… случился новый удар судьбы…
«Я до сих пор не могу объяснить логику нашего поступка. Несмотря на то, что в театре есть всё необходимое для передвижения инвалидных колясок, мой друг понёс меня по лестнице на руках. Надо сказать, он далеко не в первый раз это делал и всегда всё проходило гладко. Но в тот день шёл дождь, и на одной из ступенек была лужа, которую никто из нас, разумеется, не заметил. Он поскользнулся на этой луже, но до последнего пытался меня удержать. Я не так уж сильно ударилась, но мраморный пол театра и мой остеопороз, который возник вследствие основного диагноза, сыграли решающую роль. Я снова оказалась в больнице с переломом бедра. И, наверное, я даже рада, что всё так случилось, потому что я очнулась. Вселенная будто дала мне дополнительный, необходимый мне пинок. Это событие заставило меня снова говорить о себе людям в интернете, снова пытаться докричаться. Возникла необходимость операции на ноге, но из-за моего основного состояния её нельзя было сделать – такую, как обычно делают здоровому человеку с аналогичным переломом. Здесь нужна была специальная технология, совершенно другие условия, моментальные реабилитационные манипуляции после операции. Ни одно учреждение в Крыму мне не могло этого предоставить. Из больницы меня вскоре выписали, и оставалось ждать, пока всё срастётся само собой.
Сейчас обидно только из-за одного – сумму, необходимую на операцию, не удалось собрать лишь потому, что некоторые люди заподозрили меня в мошенничестве и стали писать жалобы в техподдержку сети «Вконтакте». А именно во «Вконтакте» сбор шёл активнее всего. Мою группу «Орден Лигевароносцев» заблокировали, я не могла предоставить все необходимые документы… И ничего не двигалось в течение полутора месяцев. Я даже не имела права публиковать где-то свои реквизиты. Мне было страшно, потому что я прекрасно понимала: если так будет продолжаться, то делать операцию уже будет поздно. Нога останется деформированной настолько, что, даже если перелом срастётся (и это было под вопросом), я не смогу вернуться к нормальной реабилитации».
Именно в этом состоянии, когда Алина изо всех сил пыталась плыть против течения, к ней пришло понимание – она что-то делает не так. И тогда Ли Гевара решает просто поддаться этому течению и посмотреть, куда оно её принесёт. По её словам, это был лучший совет, который она когда-либо себе давала. А течение принесло Алину в Ялту, в клинику «Времена года». Вначале она скептически отнеслась к лечению там. Если ей не смогли помочь даже в серьёзном столичном реабилитационном центре, неужели небольшая ялтинская клиника способна сотворить чудо? Как выяснилось, способна.
«Сперва я не особо верила в возможность прогресса, но уже через несколько дней была откровенно поражена, – признаётся Алина. – Именно в этой клинике я увидела тех врачей, которых безуспешно искала все эти пять с половиной лет. Эти люди были заинтересованы в моём выздоровлении не меньше, чем я. Клиника существует сравнительно недавно. Главврач создавал её почти с нуля – сам искал оборудование, сам отбирал специалистов, которые подходили ему по профессиональным и человеческим качествам, которые были готовы отдавать себя целиком работе. Несмотря на то, что собранных денег хватило только на две недели реабилитации, даже за это время у меня снова начался прогресс – впервые за пять лет. Занятия в клинике длятся почти 10 часов в день, практически без перерыва. Мы начинаем в 8:30 утра и заканчиваем в районе 6 вечера. На протяжении этих часов со мной работает множество врачей и инструкторов. Каждый день в клинике проводится консилиум, на который собираются все специалисты и каждый из них рассказывает о работе со своим пациентом. И программа может постоянно меняться в зависимости от того, что пациенту помогает, а что нет.
В домашних условиях, к сожалению, я не могу воплотить все тренировки и процедуры, которые были в клинике. Это просто нереально. Но всё, что возможно делать дома из того, что я узнала – я делаю. Некоторые упражнения я даже записала на видео. Но этого хватает только на то, чтобы хоть как-то удержать результат, которого мне удалось добиться там за две недели, и в этом состоянии дотянуть до своего возвращения в клинику».
«Я всё детство искала эту дверь…»
Мы уже беседовали почти два часа. На дворе начинало смеркаться, ветер постепенно стихал. По Алине было видно, что долгий и тяжёлый разговор её не особо утомил. Казалось, что любая возможность излить душу не в интернет, а живому человеку, для неё словно глоток свежего воздуха. Я чувствовал себя психологом, который пытается вернуть своего пациента к жизни. И как раз один из моих последних вопросов был, пожалуй, из рода психологии. Я спросил о её снах.
«Сны снятся настолько восхитительные, что потом очень сложно возвращаться в свой обычный день. Практически невозможно. В каждом из таких снов я либо хожу изначально, либо встаю и делаю свои первые шаги. Ещё не было ни одного сна, где я на протяжении всего времени была бы в своём нынешнем положении. А где-то раз в две недели мне снится, как я возвращаюсь в киевский университет. Настолько ощущается эта незавершённость, недосказанность, мой неоконченный диалог с Киевом, что он до сих пор никак не может меня оставить. В последнее время очень часто снится, как я умираю и воскресаю. Обязательно воскресаю. Из этого можно сделать вывод, что подобные сны – добрый сигнал от подсознания. Я не верю в пророческую силу снов, но верю, что есть что-то, чего мы не можем постичь, и это «что-то» вполне может с нами общаться. И, возможно, такие сны, где я умираю и воскресаю, как феникс, свидетельствуют о скором завершении определённого этапа и начале чего-то нового.
Сны всегда были большой частью моей жизни. Когда я была маленькой, то искренне верила, что та жизнь, которая происходит со мной днём, и та, что довлеет ночью – это две равнозначные жизни, просто немного в разных измерениях. И переходить из одного измерения в другое можно с помощью засыпания и пробуждения. Но ведь где-то должна быть и дверь, в которую можно проходить, минуя весь этот сложный процесс. Я всё детство искала эту дверь. Возможно, в каком-то смысле я ищу её до сих пор».
«Как только я встану на ноги…»
Когда я задал последний вопрос, моя немного уставшая собеседница словно пробудилась – глаза загорелись огнём, лицо озарила улыбка, а голос был исполнен жизни и счастья. А как может быть иначе, когда человек пусть и ненадолго, но переносится в своё желанное будущее, где живёт давно забытое чувство – прикосновение земли…
«За эти годы я немножечко соскучилась по добровольному одиночеству. Не тому страшному одиночеству, когда рядом с тобой никого нет, а по той возможности каждого человека выйти на улицу одному и пойти, куда глаза глядят. Как только я встану на ноги – я сперва ничего никому не скажу. Первое, что я сделаю – просто выйду в город, пройдусь возле моря. Сяду на камень и опущу в воду ногу. Даже если это будет зима. Просто захочу ощутить прикосновение воды к ноге. А уже потом, когда я изрядно наброжусь по городу, то сразу обзвоню всех своих севастопольских друзей. Мы вместе будем гулять. Куда захотим, туда и пойдём. Захотим залезть на крышу – залезем на крышу. Мы будем бродить до утра и встретим рассвет. А затем… У меня, знаешь, есть целый маршрут – самые разные города. Я обязательно заеду в Ялту, зайду в клинику «Времена года». Будет очень много объятий, как же ясно я вижу это. Затем непременно поеду в Симферополь и наведаюсь в свой театр. Потом, наверное, будет Киев, если я, конечно, смогу туда добраться. Дальше, разумеется, Москва и Санкт-Петербург. Там я соберу своих новых друзей – поэтов и музыкантов, которые сейчас так помогают мне, и мы устроим какой-нибудь масштабный концерт в честь моего выздоровления, и не один. А может, это будет целый спектакль, с которым мы станем колесить по разным городам нашей страны. Наверное, это и станет началом того театра, который я хотела бы создать. Ну а потом… Потом я начну жить. Жить по-настоящему и претворять в жизнь все свои планы и мысли, которые теснятся в моей голове. Их очень много, я даже не буду знать, за что схватиться в первую очередь, но, думаю, там я уже разберусь. Самое главное – я буду свободным человеком и обрету право строить свою жизнь так, как мне подсказывает сердце.
Когда мне удастся встать на ноги, я хочу, чтобы движение «Орден Лигевароносцев», которое сейчас направлено на помощь мне, продолжало функционировать. Я столкнулась с вопиющей несправедливостью, увидев, что огромному количеству людей не помогают только потому, что им якобы невозможно помочь. Сколько в мире таких, как я. Как только я докажу своим примером, что всё возможно, я приступлю к своей новой миссии – помощи другим. У меня уже сейчас начинает формироваться список людей, которым я хочу помочь. Я намерена доказать этому миру, что шанс есть всегда».
Эпилог. Ли и море
Декабрьское утро. Полупустая набережная. Взгляд Ли Гевары устремлён на тихое море и медленно скользит вдаль, к линии горизонта. Нежный бриз, едва играющий с её волосами, шепчет что-то забытое, но очень тёплое. В этом потоке угадываются знакомые образы и намечаются выстраданные рифмы. Как же прекрасен этот южный монолог. Он заставляет Ли улыбнуться и записать в блокнот первые несколько строчек. Она вновь слышит этот мир. Всё встало на свои места. Ли любит. Ли творит. Ли ходит.
Где-то там, в другой реальности – свои последние дни отсчитывает 2017 год. Первые лучи декабрьского солнца освещают палату ялтинской клиники «Времена года». Алина открывает глаза и улыбается. Улыбается той самой девушке, которая, прогуливаясь вдоль моря, слушает свою уникальную музыку. Впереди – ещё один день борьбы, ещё один шанс всё изменить. И она всё обязательно изменит. Ли обязательно будет счастливой. Ведь все её мысли и душа уже давно там – где редкий севастопольский снег запомнил следы поэта. Ли любит. Ли творит. Ли ходит.
Арсений Веденин
Фото: страница «ВКонтакте» Алины Стародубцевой
