Тест на духовность: открой окно в спасительную реальность
Мультимедийные технологии и разительно изменившийся темп жизни привели к психологическому сдвигу в визуальном восприятии человека. В таких условиях произведения живописи, не утерявшие связи с вечными началами — первозданностью земной природы и природой высоких чувств, — воспринимаются как «окна» в спасительную реальность.
Об одном из таких художников, чье искусство можно назвать тестом на духовность, мы хотим вам рассказать.
По всем законам жанра, вернисажи петербургского художника Константина Троицкого могли бы стать частью художественного ландшафта Севастополя, но до сих пор радуют только зарубежных ценителей и жителей культурной столицы. А тем не менее творчество мастера глубоко связано с Крымом. Помните, волошинское:
«… С тех пор как отроком у молчаливых
Торжественно-пустынных берегов
Очнулся я — душа моя разъялась,
И мысль росла, лепилась и ваялась
По складкам гор, по выгибам холмов».
В своей автобиографии художник вспоминает: «… Приехав в Крым впервые, я был совершенно покорен всем — горами, дивными для жителя равнинного Петербурга, лазурным морем, буйной южной растительностью, добела выгоревшей травой, прокаленным воздухом, полным ароматов чабреца, полыни, лаванды, роз и еще, еще… Я заболел Крымом».
В середине осени, после долгого перерыва, Константин Александрович снова посетил Севастополь. Когда-то он уезжал из Крыма и в российский Севастополь вернулся спустя годы. Прогуливаясь по улицам и набережным, мы говорили о разном и, конечно, о живописи.
— В одной искусствоведческой статье о вашем творчестве написано: «…Сам автор вряд ли способен разгадать, а тем более объяснить, что он создал». Согласны ли вы с этой сентенцией? Являются ли ваши картины сконцентрированными визуальными переживаниями и ощущениями или же представляют собой образы смыслов?
— Согласен, но только отчасти. Не ведаю, как это происходит у других авторов, но я, хотя бы постфактум, знаю отгадку каждой своей картины, но зрителю этого озвучивать не хочу. Если это настоящая живопись, то все смыслы уже заложены в саму картину и не нуждаются в дополнительном объяснении. Я пишу или, вернее, закладываю картину на эмоции и добиваюсь определенного настроения, которое и пытаюсь передать своему зрителю. Не знаю, что в ней видит он, скорее всего что-то свое. Для меня визуальные переживания и
смыслы — одно и то же. Я сочиняю картину, руководствуясь настроением, собираю ее, как мозаику, из простых, наработанных мною элементов, сознательно отбрасывая лишнее.
— Ваши картины эстетически безупречны. Допускаете ли вы, что смогли бы стать творцом «красоты уродства», некого распространенного тренда в современном обществе и искусстве?
— Я признаю, что и в неправильности может быть красота. Сам невольно или вольно грешу против ее канонов для большей выразительности. Для меня важно, как в итоге заряжена картина — положительно или отрицательно. С отрицательной энергией принципиально не хочу иметь ничего общего. В ней тоже сила, но сила от лукавого.
— В своей биографии вы пишите, что Крым вас покорил, что вы им заболели.
Прошла ли эта болезнь со временем? Остался ли Крым в ваших последних работах
или теперь это некий обобщенный образ юга в смысле «Земли Обетованной»?
— «Земля Обетованная» — это и есть Крым или юг, похожий на Крым. Я бывал в Италии, бывал на юге Франции. Везде искал и находил сходные с Крымом черты. Крым всегда со мной и проступает во всех работах. Я его чую и чувствую. Мне отрадно думать, что любовь к Крыму и, в частности, Севастополю у меня в крови. Мама моя — урожденная Бухмейер, чей предок генерал-лейтенант Александр Ефимович Бухмейер — деятель первой обороны Севастополя, строитель знаменитого моста через Северную бухту, спасшего русскую армию от разгрома и пленения.
Что-то передалось мне и от Анастасия Антоновича Юрковского, гусарского генерал-майора, бывшего в молодые годы в числе рядовых покорителей Крыма, а на склоне лет — комендантом крепости Севастополь в 1816 — 1826 гг. Обе дочери его вышли замуж за севастопольских адмиралов, братьев Быченских. Ниточки родства связывают меня с академиком, исследователем Крыма Петром Ивановичем Кёппен, а от него тянутся к Василию Федоровичу Келлер — директору Императорского Никитского ботанического сада и Магарачского училища винокурения.
Константин Троицкий и его севастопольская жена и Муза Ольга Троицкая
Фото Ольги Мальцевой
— Мы живем во время современных компьютерных и цифровых технологий и гаджетов. Наблюдаете ли вы в связи с этим кризис или падающий интерес к станковой живописи?
— Да! Мы, станковисты, не избалованы теперь вниманием искусствоведов, кураторов и прессы. Но каждый занимается своим делом и, слава Богу, картины пользуются спросом. Все-таки интерьер своего дома далеко не каждый решится украсить современной инсталляцией. Она создается на гранты, недолговечна и существует, в основном, во время экспонирования выставки, память о которой сохраняет фотофиксация.
— Многие «мудрые головы» пытались дать определение слова «художник». Кто есть художник в вашем понимании?
— Художников много, тем более, что это звание применяется гораздо шире самой профессии. Если говорить конкретно о графиках и живописцах, то чаще всего мы сталкиваемся не с индивидуальностью, а той или иной школой. Как научили, так и работают всю жизнь и сами учат тому же. Поэтому, если говорить о художнике в высшем смысле, то это, прежде всего, большая, самостоятельная личность. Творчество такого человека может быть мне даже и не близко, но вызывать уважение силой своей энергетики.
— Часто от молодых художников можно услышать, что для того, чтобы создать произведение, нужно ощутить вдохновение. Некоторые даже используют всевозможные допинги и доводят себя до крайней степени эмоционального возбуждения, чтобы вдохновиться. Что такое вдохновение и как его «поймать»?
— Вдохновение для работы необходимо. Это как бы настройка внутренней антенны на прием неких сигналов-импульсов культурного поля нашей планеты, если верить Вернадскому, а я верю. То, что улавливается, зависит от приемника, воплощение — от профессионализма. Кортасар пишет о смещении точки сборки. Я считаю, что нужно вывести себя из состояния душевного равновесия. Сидеть на допинге — непрофессионально. Если допинг серьезный (алкоголь, наркотики), то жизнь в искусстве коротка и не факт, что продуктивна. Любовь к женщине гораздо продуктивнее, но не к любой, а той единственной, которая может носить звание Музы.
Для меня настройка никогда не составляла проблемы. Достаточно было начать с мытья кистей и прочих рутинных действий, чтобы втянуть себя в творческий процесс. Первое время даже трудно было вывести себя из этого состояния. Сутками испытывал творческое возбуждение и внезапно на улице спохватывался, что давно уже иду неизвестно куда и неизвестно зачем. Кстати, рюмка водки действовала на меня отрезвляюще. Потом научился справляться без нее. Я вообще не могу писать под воздействием любого допинга, он отвлекает, уводит не туда. Мне даже музыка противопоказана во время работы, поскольку задает ритм. Считаю, у картины есть свое собственное звучание и я, как кузнец выковывающий булат, должен отличить его по особому звону.
— Последний раз вы были в Крыму примерно 2004 году, когда Крым и Севастополь были частью Украины. Теперь вы вернулись в российский Крым, каковы ваши впечатления?
— Оставляя в стороне тот факт, что тогда я был моложе и здоровее, на меня произвели хорошее и сильное впечатление здание нового аэропорта и строительство трассы «Таврида», которое уже весьма заметно. Обрадовало, как выглядит наш флот в бухтах Севастополя. Но, честно признаюсь, что больше я высматривал знакомые места, дорогие мне по воспоминаниям. Судя по тому, что их обнаружилось много, Севастополь не так сильно изменился. У меня двоякое чувство — всем сердцем желаю городу хороших, с пользой для жителей, перемен, но также испытываю простительную художнику грусть по «уходящей натуре», такой как Бомборы.
— Есть или может появится возможность увидеть ваши работы в Севастополе? Планируете ли вы устроить выставку в нашем городе, например, в отреставрированном Севастопольском художественном музее или в одной из местных частных галерей?
— Давно мечтаю о такой выставке, но есть трудности в ее осуществлении. Приглашения ни от музея, ни от частной галереи я пока не получал. До «Русской весны» были разговоры о выставке в Севастопольском художественном музее, но останавливали трудности с провозом картин в другую страну. Теперь, когда Крым — безоговорочно Россия и когда опять пустят прямой поезд из Петербурга в Севастополь, эта проблема исчезнет. Однако со сменой руководства музея, возможно, поменяются и планы.
Константин Троицкий родился в Петербурге в 1953 году. Окончил художественное училище им. Серова по специальности художник-реставратор. С 1981 по 1985 работал художником-реставратором в Панораме «Оборона Севастополя 1854 — 1855 гг.». Начал заниматься живописью и участвовать в выставках еще в годы учебы, но только в Крыму выработал свою живописную манеру. Вернулся в Петербург в 1985 году и, после двухлетней работы в мастерской, с 1987 года, начал экспонировать свои картины.
С 1996 по 1999 — директор галереи «Арт-коллегия». Помимо многочисленных персональных и тематических экспозиций участвовал в организации и проведении в 1998 — 1999 гг. двух больших фестивальных проектов «Анатомия современного искусства» и «Осенний фотомарафон». Участник более восьмидесяти групповых и двадцати персональных выставок в России, Германии, Голландии, Бельгии, Франции, Италии, Финляндии, Японии.
Инга Хрулёва
