Эмоция, идея, образ: Руслан Микаилов о философии скетча
Легковесная акварельная графика, живые жанровые зарисовки, стильные «почеркушки» — всё это ныне принято именовать модным словечком скетч.
Очень популярный в наше время скетчинг чутко отражает приметы повседневности. Возможно, интерес к скетчу продиктован пресыщением информацией и катастрофическим дефицитом свободного времени. В таких условиях свободное искусство, которое лишено тяжеловесного пафоса — на вес золота. Создавать «скетчи» можно на скамейке в парке, в очереди, в общественном транспорте или дома за столом. Материалы демократичные и мобильные. Для создания скетча не нужны многочасовые сеансы. Главное — это эмоция, идея и творческая энергия автора. О современном понимании скетча мне удалось побеседовать с художником Русланом Микаиловым. Руслан — публицист и художник, один из активистов севастопольской арт-группировки «Мост».
— Руслан, ты сменил много занятий, сейчас профессиональный журналист. Почему несколько лет назад ты снова вернулся к изобразительному искусству и стал активно рисовать? Что побудило?
— Нутро. Рисование — это инстинкт. Страсть. Либо он, инстинкт, есть, либо его нет. Другого не дано. От инстинкта ты никуда не уйдёшь. Если ты захочешь его вдруг по какой-то причине заглушить — ничего не выйдет. Рано или поздно он вылезет наружу. Интересно, что моя дебютная персональная выставка называлась «Инстинктивная линия». Важно тут другое: почему я перестал рисовать. Просто в каком-то смысле разочаровался в рисовании как в возможности сказать что-то важное миру.
Когда я входил, что называется, во взрослую жизнь, окружающие меня художники, мои ровесники, пачками становились графическими дизайнерами. И я решил, что в борьбе за смыслы, за внимание зрителя, победят «фотошоп» и «эдоуб иллюстратор». Разумеется, тогда я не осознавал, как крепко ошибался. Теперь мои размышления того времени кажутся более чем глупыми. При этом дизайнером становиться я не собирался. Мне казалось это недостойным: из художника превращаться в дизайнера.
И я тогда ушёл в слово — литературу и журналистику. Хотя и к журналистике по отношению к литературе у меня было примерно такое же отношение, как к дизайну по отношению к изобразительному искусству. То есть снисходительное, как старшего брата к младшему. Тогда ума понять, что все четыре направления важны, имеют свою ценность и решают разные задачи, не хватило.
– Так что всё-таки побудило вернуться к рисованию?
— Что побудило рисовать снова? Новая волна — скетч. В голове вдруг собрался паззл. Всё встало на свои места. Я понял, что это именно то, что я должен и могу делать. Я понял, что, если я не буду делать своих картинок, миру без них будет одиноко, неуютно. Без моих картинок мир был неполноценным. Какое-то время я рисовал, что называется, в стол, пытаясь понять, что же я хочу сказать. А потом появилась куратор Аня Горенкова, которая вывела меня из художественного подполья и убедила сделать персональную выставку. Для меня персоналка стала точкой отсчёта. Закрылся прежний, доскетчевый, период и открылся новый, скетчевый.
— Скетч — это популярная «развлекуха» или философия для тебя?
— Здесь важно определиться с терминологией. По сути, скетч, если отбросить всякие определения, нюансы, индивидуальные интерпретации и прочее, — это зарисовка, быстрый рисунок. Он похож на эскиз, но эскиз является лишь частью чего-то большего — большой картины, например, или персонажа многофигурной композиции, как «Явление Христа народу» художника Иванова. А скетч — это законченная работа, даже если он как бы не закончен. Он просто обязан быть незаконченным. Скетч не дорисовывают. Иначе он теряет смысл и свою философию.
— Руслан, в 90-е годы мы вместе учились в «художке». Как повлиял этот опыт на становление твоего нынешнего творчества?
— Знаешь, я на всю жизнь запомнил один педагогический момент, который случился со мной во время учёбы в художественной школе у преподавателя Михаила Гурьева. Я очень долго не мог выйти на цвет. Я по натуре больше график. Вместо цвета у меня постоянно получалась как-то грязь. И что сделал Гурьев? В один из уроков, не предупреждая заранее, он поставил меня перед натюрмортом и сказал: «У тебя полчаса, чтобы его написать». Если кто не в курсе: натюрморт в художественной школе обычно пишется несколько занятий подряд, по три часа каждое, три раза в неделю. То есть не меньше девяти часов.
Я мысленно повозмущался, но начал писать. Это было очень странно, такого я никогда не делал. Времени на раскачку не было. Не было времени на рисунок, на выявление пропорций и прочего. За полчаса тебе надо было взять самые крупные цветовые отношения предметов, причём так, чтобы они выстроились в пространстве. Чтобы всё это сделать, ты должен в считанные минуты мобилизовать всё своё нутро и выдать результат. Максимально приближённый к успеху. А успех в данном случае — это цвет и пространство.
И что ты думаешь? Я понял, что такого напряжения сил и одновременно такой радости я не испытывал очень давно. В то занятие я написал, кажется, шесть разных натюрмортов, я и считаю, что это самые лучшие мои натюрморты. В тот момент я вышел на другой, свой личный, уровень. В работах появился цвет, и отношения между предметами выстроились: они разговаривали. Одним словом, проявилось чудо.
И вот, когда я понял, что скетч — это из той же истории, что он мобилизует все твои физические и духовные силы, мобилизует тебя практически на всех уровнях, тогда я понял, что скетч — это моё. Скетч как бы взрывает тебя изнутри, и из мелких элементов тебя ты снова себя собираешь. Абсолютно нового. Именно поэтому скетч я сравниваю часто с кубизмом, когда художники «дробили» реальность на мелкие части и из них создавали новую реальность. Но в данном случае взрывается моя сущность, чтобы за полчаса, пока ты рисуешь, появился новый ты.
Получается, что самый важный аспект скетча — это скорость. Неважно, рисуешь ты с натуры фигуру человека, интерьер, экстерьер, городскую сценку, архитектурную деталь или прочее; рисуешь ты карандашом, акварелью, тушью, мелком, соусом, маркером, акрилом, маслом, гуашью; делаешь это на отдельном листе, на холсте, в скетчбуке или где-то еще. Важно, что ты делаешь это быстро.
Здесь и сейчас. Также неважно, рисуешь ты с натуры или, что называется, от ума или от сердца. Так как в моём случае имеет значение именно этот, второй момент, то есть момент рисования не с натуры. Когда ты рисуешь скетч, в тебе самом, в твоих работах остаётся самое важное. Как в скульптуре, когда от камня отсекаешь всё ненужное, оставляя только то, что заиграет, передавая смысл задуманного.
— Тематика твоего скетча условно «что вижу, то пою», или ты долго думаешь над концепцией, а потом рождается творческий контент именно в жанре непритязательного скетча?
— Скетчем может быть и зарисовка носка, и кофейного бумажного стакана, и кекса, и кисти руки девушки, и прочее. Это, наверно, тот случай, который ты обозначил, как «что вижу, то пою». То есть автор просто фиксирует элемент реальности, не привнося в изображаемое своего отношения к предмету. Такой скетч обычно является копией стиля такого же скетча, но нарисованного другим автором. Такой скетч имеет ценность только для того, кто научился копировать картинку, и, возможно, для его друзей, близких и родных.
Когда создаётся такая картинка, это лишний раз доказывает тот факт, что рисовать может каждый человек на Земле, чем, кстати, пользуются те, кто преподают мастер-классы по скетчу. Они убеждают и наглядно это демонстрируют на занятиях: рисовать может каждый, главное следовать чётким указаниям преподавателя и часто тренироваться. Но, понятно, такие навыки не сделают из вас художника.
Тот скетч, которым занимаюсь я, — это скетч по методу, а не по технике. Я часто сравниваю этот метод с дзен-буддисткой каллиграфической практикой энсо. Энсо — это и метод, и предмет изображаемого. Это круг, выполненный за раз, обычно чёрной краской или тушью, широкой кистью.
То есть, условно, автор подходит к листу бумаги, в руках у него кисть, которую он только что мокнул в краску, он подносит кисть к листу, делает круговое движение кистью по листу, и меньше чем за секунду получается картина в виде чёрного круга на белой бумаге. Всё. Работа выполнена. Энсо нарисован. И вопрос лишь в том, насколько он соответствует совершенному просветлению. Считается, что в энсо полностью проявляется характер художника…
Для меня важна суть метода энсо. Ведь, как и в случае с энсо, я впадаю в определённое состояние, какое-то время в нём пребываю, после чего за короткое время что-то воплощаю. На холсте акрилом, на бумаге линером и т.д. Когда я стою у чистого холста или чистого листа бумаги, я никогда не знаю, что в итоге нарисую.
Думаю ли я в этот момент о чём-то конкретном, я не знаю. Вряд ли. Скорее, наоборот, я отключаю что-то в себе, скорее всего, голову, перехожу на какой-то другой уровень, на другие рельсы, в другую парадигму бытия. Скорее всего, я превращаюсь в один сплошной нерв, который реагирует только на чувственное восприятие действительности…
И тут приходят образы. Много. Могут быть просто обычные предметы, которые окружают тебя в быту. И важно осознать ценность каждого образа или предмета. Понять, что именно нужно для того, чтобы нарисовать именно этот фильтр для воды или эту красную руку, или это ухо, или эту стилизованную женскую грудь, или этот странный профиль странного мужчины на фоне жёлтого круга.
Так как образы очень разные, то и картинки у меня, как мне кажется, достаточно разные. Какие-то фантазии, персонажи чуть ли не из комиксов и одновременно мифологических сюжетов, где-то просто натюрморты. По жанру, мне кажется, это ближе всего к сюрреализму. Обычно когда смотришь на то, что получилось, создаётся впечатление, будто оно появилось благодаря тому, что во время этих состояний я как будто вытаскиваю наружу куски своего опыта, закручиваю их и в нужный момент и, как в лотерее, вынимаю именно тот самый образ. И это я называю скетчем.
Тихон Синицын
