«Слава Богу, я не сошла с ума», – актриса Галина Тигонен о судьбе и профессии

Галина Тигонен уже больше 30 лет служит Мельпомене в севастопольском театре имени Луначарского. Галина Анатольевна – ярчайший пример преданности своей профессии. Быть верной выбранному пути даже когда приходится мириться с отсутствием ролей и невостребованностью, – это действительно сложно. Справиться с этим возможно, только если давно и безнадёжно «инфицирован» сценой. Почему для артиста жизненно важно «не звездеть»? О чём не тоскует севастопольский зритель? Чему корифеям театра следует поучиться у молодых? Об этом и многом другом Галина Тигонен рассказала в откровенном интервью ForPost-Афише.

— Галина Анатольевна, когда вы поступали в театральный, было ли у вас чёткое осознание, в какую профессию вы идёте? Или всё было на уровне идеалистических представлений, как у всех молодых девочек, стремящихся в актрисы?

— Конечно, в самом начале этого пути был идеалистический взгляд. Я ничего другого вокруг себя не воспринимала и с 5 лет видела себя артисткой. Но, естественно, понимание профессии отсутствовало, так как в моём окружении не было театральных людей. По желанию родителей я поступила в Красноярский педагогический институт, но потом его оставила. На моё счастье, на следующий год у нас открылся Красноярский институт искусств. Там был хороший конкурс – 40 человек на место. Ну а перед тем как поступить, я активно играла в народном театре.

— Родители приняли ваш выбор?

— Приняли. Потому что тоже в этом ничего не понимали. Для нас это была просто красивая профессия – артисты в шикарных платьях, цветы, овации.

— Постепенно иллюзии рассеивались? Приходило понимание того, насколько тернистым бывает актёрский путь?

— Я считаю, у любой профессии путь тернистый. Когда я пришла работать в школу, то пришлось брать дополнительно ещё одну работу, так как денег не хватало. А ещё я понимала, что театральная жизнь – это просто игра в песочницу по сравнению с теми интригами, которые бывают в школе. Так что везде есть свои сложности. В театре всё прекрасно, но играть порой приходится не то, к чему лежит душа, а что дают. Мы, художники, очень зависимые люди… 

— Наступали минуты, когда приходило сожаление о выбранном пути?

— Да, такие минуты были. Это нормальное явление, когда что-то не получается или получается не так, как хотелось. В театре у меня был когда-то очень сложный период. Любой умный человек на моём месте, наверное, собрал бы вещи и спокойно ушёл, посвятив себя другому делу. Но для меня это было невозможно. Я ещё «не наелась» этой профессией.

— Кино для себя никогда не рассматривали?

— Нет, сниматься в кино не хочу, мне это не интересно. Ну, были какие-то эпизоды. Всё время быть в одном амплуа скучно. А в театре, даже если это совсем маленькая роль или массовка, каждый спектакль не похож на другой и ты вовлечён в очень интересный творческий процесс.

— А свою дочь вы были готовы отпустить по своим стопам?

— Не пустила, убедила, уговорила. Хотя, может, у нее все складывалось бы гораздо лучше, чем у мамы. Она девочка красивая, артистичная. Она очень рвалась, но я не пустила, потому что боялась этой зависимости. Я хотела для неё более стабильную профессию, где что-то будет зависеть от неё.

— Спокойно ли вы переносите те периоды, когда нет репетиций и спектаклей?

— Нет, никто такие периоды спокойно не переносит. Я думаю, вы нигде таких артистов не найдёте. Это хорошо, когда там ещё что-то светит на горизонте и можно на время отстраниться. А когда в ответ лишь тишина – вот это тяжело. Был у меня очень сложный период в театре, но, слава Богу, я не сошла с ума и не умерла, как многие мои друзья. Они сгорали, уходили один за другим. Я считаю, от не востребованности в своей профессии. А как раз в этот период дочь мне дарит внука. И он меня удерживает.  Тогда также начала заниматься английским. С нуля. Были большие задания, я заучивала много слов и текстов, и, вроде как, отвлекалась.

— Вы принимали участие в театральных читках на малой сцене. Для вас это был несколько иной формат работы. Быстро втянулись?

— Было нелегко. По началу было отторжение. Во-первых, одно название пьесы чего стоит – «Старая женщина высиживает». Надо было убедительно войти в этот возраст. Спасибо куратору проекта Диме Кириченко. Он видел, что я тяжело погружаюсь в материал, но ему всё-таки удалось меня заинтересовать. Процесс пошёл, и у нас каждая читка была непохожа на другую, каждый раз мы находили в текстах и образах героев какие-то новые полутона. Вот это я называю актёрским кайфом.

— У вас был невероятно сложный образ. Легко ли было с ним срастаться?

— Сейчас я уже понимаю, что надо было играть по-другому. Потому что изначально я шла от своей натуры и напустила в этот образ много лиричности. Надо было меньше. Так как всё-таки эта женщина жестокая, жёсткая. И у меня были очень хорошие партнеры. В Алешечку Гнедаша я просто влюбилась. Сережу Колокольцова я уже миллион лет знаю, знаю его органику. Ему что не дай – со всем справится. А Лёша тебя подхватывает, он тебя видит, он тебя слышит, даже несмотря на то, что нельзя оторваться от текста пьесы. Лёша очень органичный. У нас с ним сразу установился контакт.

— Труппа театра постоянно пополняется молодыми артистами. Общаясь с ними, вы чувствуете, что у них уже несколько иная актерская школа, нежели у вас? Они действительно другие?

—  Григорий Алексеевич делает очень тщательный отбор в свой театр. Являясь членом худсовета, я вижу, сколько ребят к нам проходит с горящими глазами. Я смотрю на это новое поколение артистов и поражаюсь тому, как они всё быстро схватывают. Мы всё делали плавно, не спеша, досконально всё разбирая по Станиславскому. А нынешние артисты соображают и работают намного быстрее, и я в какой-то момент понимаю, что это нашему поколению надо у них учиться.

— Есть ли роль, которая не даёт вам покоя?

— Мне бы очень хотелось почитать Цветаеву. Я люблю её еще с детства, когда мы от руки переписывали целые фолианты её стихов. Но негде. Правда, Людмила Борисовна своим спектаклем «Царственное слово» по стихам Анны Ахматовой дала, так сказать, зелёный свет классической поэзии на театральной сцене. Если была бы такая возможность, мне бы хотелось сделать моноспектакль по произведениям Марины Цветаевой. Не знаю, насколько это сейчас востребованно. Ведь поэзия не очень популярна у нас в городе.

— Чего актерская профессия не прощает никогда?

— Равнодушия. И когда человек делается очень самоуверенным. Звездит. Очень много раз это наблюдала. Ох, как быстро его отбрасывает назад. Как будто его и не было на этих вершинах. На грани надо балансировать всю жизнь. Если сумеешь – всё выдержишь, а нет – скатишься.

— У вас было такое?

— Было. И очень быстро получила по носу. Но каждый должен наступить на свои грабли. И так в любой профессии. Надо к себе относиться с юмором, а если зауважаешь свои достижения и будешь говорить «мой уровень, мой статус» и так далее, то всё закончится плохо.

— Сегодня счастливы в профессии?

— Да нет, как-то не очень.

— Хотелось бы большей занятости в репертуаре?

— Да. Но с молодыми работать интереснее.

— Но и о корифеях сцены тоже не стоит забывать.

— Ваши бы слова да Богу в уши.

— Галина Анатольевна, искренне вам желаю, чтобы в вашем служении театру было больше радужных красок. Пусть ваши мечты сбываются. Спасибо за интервью!

Беседовал Арсений Веденин
Фото Татьяны Миронюк