Подмена ценностей: Чеховская «Чайка» глазами юных МАНовцев

Как сегодня наши юнкоры, пробующие себя в интернет-журналистике, воспринимают Чехова? Как анализируют поступки его персонажей? Какими предстают перед ними Аркадина, Тригорин, Треплев? Такие пробы юного пера очень интересны ForPost-Афише. Впечатлениями от чеховской «Чайки» в постановке Григория Лифанова с нами поделилась Александра Нессен.

Итак, к концу второго акта мы имеем одного мёртвого и десять исключительно несчастных лиц. Константин Гаврилович Треплев, безграничную трагедию которого передал актёр Пётр Котров, решил покончить со своим существованием, пустив в себя пулю. Причём этот поступок не следствие «минуты безумного отчаянья» – это неизбежный результат прожитой им жизни, продукт ее многочисленных дней.

И ему, думаю, повезло более, чем тем, кого он вздумал покинуть. Те, например, обречены страдать, не имея внутренних сил исправить своё положение. А если не страдать, то бесцельно открывать поутру глаза и продолжать без толку тратить силы и поглощать кислород.

Что станет с Аркадиной (Татьяна Бурнакина)? На мой взгляд, материнское горе сдерёт с неё напускную моложавость и, возможно, подтолкнёт к бутылке. Её ручная собачонка Тригорин, образ которого детально передал Нечаев, унюхает нечто лучшее, нежели постаревшая артистка, и убежит искать сюжеты для «милой и пошлой прозы» в ком-нибудь другом. Персонаж Санаева – Сорин, который хотел да и только, тихо скончается года через два от ревматизма.

Обезумевшая от несчастной любви и горя Маша, сопьётся окончательно. Маша, которую проникновенно изобразила Мария Кондратенко, вообще являлась камертоном несчастий. Ну а Нина….та самая – с лучезарным взглядом, звонким смехом и огромным желанием жить… Той самой нет.  Её погубил мир, который принимает лишь приспособленцев. Поэтому жить будет безвкусно одетая, пустая и пошлая приспособленка.

Какая трагедия развернулась перед зрителями за каких-то 2 часа! Как быстро, больно и закономерно становятся люди несчастными. И путь, последовательность этого становления с детальностью ювелира показал нам Григорий Лифанов.

Эта постановка – наглядный пример того, что спектакль надо чувствовать кожей. Зритель на собственной, простите, шкуре ощущает значение смены освещения, костюмов, положения актёров. Например, холодный свет, любовные метания Заречной и Треплева и музыка будто капающий кран – все это дало мне ощущение загадочности, мистицизма даже. И это заветное «люди, львы, орлы и куропатки…» на протяжении всего спектакля отдавалось эхом в стенах театра, почему-то не предвещая ничего хорошего.

Треплев, на мой взгляд, центральное лицо в этой истории, вокруг которого, в свою очередь, происходят роковые события. Непонятно, чего хочет этот герой, к чему стремится. Манит ли его шик богатой жизни успешного писателя или присутствия родной души будет хватать с лихвой? Он и сам ближе к финалу озвучит свою потерянность. Но мне показалось, что это человек, которому постоянно приходится себя латать. Именно латать – зашивать внутренние раны, затыкать повреждённую душу.

Ведь мать Треплева, вынужденная играть бесспорную роль в его сознании, играет только глупые старомодные пьески. Где-то там, глубоко, она любит сына, но нравственная разница между ними её пугает и отталкивает. Заостряя внимание на его костюме в первом акте, мы видим гиперболизированную заплатку на старом поношенном сюртучке. Прореха внешняя и прореха личная заделаны, но надолго ли? И лодка, куда всегда в отчаянии уходил молодой писатель, не спасала его. Скрытая и больная любовь между матерью и сыном является, я думаю, прародительницей несчастья Треплева. Привычка быть непонятым и не понимать других сломит даже сильного человека.

Нина! Порхающая над этим миром, словно мотылёк, Нина! В ней Треплев разглядел своё спасение, чудо, что залечит его кровоточащие прорехи. Но он не только восторженный юноша, он – пророк. Жест в виде убитой чайки означает убитую мечту, убитую чистоту, убитую нравственную свободу Нины. И перегородка, стоявшая между зрителем и сценой и разделявшая тех героев, чьё сближение немыслимо (Маша и Треплев), отныне станет и между ними. Треплев почувствовал, что Заречная, которая, казалось, должна была вернуть ему образ чистой, незапятнанной матери, отдалилась от него.

Жизнь прожита, былого не вернёшь. Персонажи Чехова пытаются оправдать себя, защитить, смягчить положение. И лишь Треплев до конца остаётся верен себе, потому что он чист. Это другие пытаются отмыться, смыть грязь позора. Это другим надо подходить к бочке и погружать туда свою голову. Треплеву – нет. Он сменил свой старый костюм на новый, но такой же простой, он живет талантом.

В то время как Заречная с болью пускается в разврат и пошлость, мать с Тригориным совсем вжились в роль «дамы с собачкой», а Сорин не женился и не сделался литератором, душа Треплева томится. Беспокойство по поводу своей ненужности, бесполезности приводит к душевному кризису. Несчастный вид и щебет прошлой мечты – Нины становится каплей, переполнившей сосуд. И поэтому в доме играют в лото, а Константин Гаврилович застрелился…

В мире кто-то подменил ценности. Мечты стали мелкими. Человек, который это понимает, испытывает серьезные душевные муки. Поиск себя невероятно труден: не за что зацепиться. Треплев пытался поверить в людей, делать для них хорошее, но это никому не нужно. А сближение с человеком, которого он любил и ненавидел больше всех на свете, пришло лишь с его гибелью. Он будто отрезанный ломоть, будто прокажённый, которому нет места в этом мире. Все несчастны, а Треплев счастлив. Поэтому к концу второго акта мы имеем одного мёртвого.

Александра Несен, ТО «Интернет-журналистика» МАН
Фото Татьяны Миронюк