По подвалам русской классики: как оживал Достоевский и его «Бесы»

В «Ночь искусств» в подвалах театра Луначарского состоялась презентация иммерсивного спектакля «Достоевский. Экспедиция». Пробное погружение в мир русского классика для севастопольцев и гостей города провёл актёр театра Николай Нечаев. Это был только набросок будущего действа, но первые штрихи оказались весьма атмосферными. Кромешную тьму освещал лишь фонарь проводника и создавалось ощущение, что всё это пространство окончательно лишено жизни, как, собственно, и сам герой «Бесов» Достоевского — Николай Ставрогин. Впечатлениями от путешествия в мир великого русского писателя делится севастопольский журналист Татьяна Ерёменко.

Я люблю Достоевского, пожалуй, больше всех других русских писателей. Думала, что многое про него знаю, но совсем-совсем не чувствовала его, точнее, не представляла. Или даже не так — не смотря на все известные мне факты биографии, писатель всегда всплывал в моем воображении как на портрете — немного ссутуленным. теперь он стал другим, ожил.

«Меня зовут Николай,» — слышишь от проводника в мир Достоевского, и вспоминаешь Ставрогина, ведь его звали так же. Всматриваешься с минуту и думаешь — «А почему нет? Верю!» — хотя этот персонаж появится значительно позже.

А в начале группа людей заходит в темное помещение, подвальное, заставленное старыми вещами и сразу атмосферное. Не хватает света фонариков проводников — люди достают телефоны и идут одной толпой, боясь споткнуться и чувствуя, что рядом есть те, за кого можно уцепиться.

Зал забытый, пустующий, который неожиданно заполняет живая музыка (рояль — Андрей Егоров), и ты уносишься в Петербургские дворцы, где светское общество и балы. Всё это чем-то напоминает декорации к фильму «Дуэлянт».

А по центру, чуть возвышаясь над людьми, чтобы его было слышно, наш проводник в мир Фёдора Михайловича освещает лицо фонарем, чтобы было еще и видно. И Достоевский молодеет: он переживает сильнейшее потрясение своей жизни, а потом, уже в другом помещении, там, где хранятся декорации (среди которых и портрет Анны Карениной), знакомится со своей женой, которая помогает ему победить в споре. 
В следующей комнате придется прислушиваться, чтобы разобрать, о чем рассказывают ожившие картины на стене напротив, а потом… Потом будет Ставрогин.

Ставрогин — это отдельный мир, для меня. Простите, что много о нём напишу — давно пора. Николай Всеволодович Ставрогин — темноволосый и светлоглазый, красивый мужчина, которому 29 на момент событий романа «Бесы». Это все условности. Но мой Ставрогин — это тёмная версия Печорина, хотя, казалось бы, куда уж темнее. Это человек, который убил одного на дуэли, а другого искалечил; который жил сразу с несколькими женщинами, снимая для этого разные квартиры — не из любви или сладострастия, а потому что одна была замужней дамой, а другая — ее горничной и ему было любопытно вскрыть отношения в присутствии мужа.

Он внушил Шатову идею того, что русский человек не может быть не православным, и в то же время — Кириллову, что чтобы победить Бога и стать им, надо себя убить. Ещё, он соблазнил «лет 14-ти» Матрёшу, а спустя время ждал в соседнем помещении, пока она покончит с собой. Затем женился на помешанной хромоножке. Верховенский хочет сделать его главой-лицом революционного объединения. Ставрогин пресыщен, ему скучно, он пробовал всё, и ему безумно интересны нестандартные проявления человека, вплоть до самых ужасных.

Он словно тестирует себя, окружающих и весь мир на прочность. Ставрогин — это бес и ангел в одном сосуде — в человеке. Почему? Потому что есть глава «У Тихона» (это монах), она же — исповедь Ставрогина. «Слушайте, отец Тихон: я хочу простить сам себе, и вот моя главная цель, вся моя цель! Я знаю, что только тогда исчезнет видение. Вот почему я и ищу страдания безмерного, сам ищу его», — говорит Николай Ставрогин.

И это невозможно не любить. Потому что в этом отражена кульминация «вопреки» Достоевского, которую отметил и Нечаев в своем рассказе. Мы видим человека, который пережил всё и творил самое ужасающее, но при этом сумел сохранить внутреннюю чистоту. Боже, как же это пронзительно, волнующе, покоряюще! Ставрогин сломан миллиарды раз, по собственному желанию, но он все еще ищет нового излома, с верой, что возможно это последнее движение сделает его крепче или отменит все предыдущие. Господи, я чертовски люблю Николая Ставрогина — больше, чем всех других персонажей русской литературы вместе взятых.

И вот поэтому…

Поэтому мне было физически тяжело в кульминационный момент «Экспедиции. Достоевский». Но тут требуются пояснения. Сперва скажу, что то, что было показано в последнем помещении подвала — прекрасно с точки зрения визуального решения. Актёр находится значительно выше толпы людей, его освещает лишь один фонарь, в его распоряжении лишь одна лестница. И он читает отрывок из той самой исповеди Ставрогина, той, которая открытей и ранящей всех прочих отрывков романа.

Он озвучивает «листки, предназначенные к распространению» среди людей. Он обнажает перед зрителями свою душу, отдает себя на суд людям — восходит к тому позорному столбу, на ту казнь, которой хотел себя обречь. Люди же стоят, подняв головы вверх, как будто обращенные к помосту, и узнают, что он совершил, точнее, что сделал его персонаж. И вот тут есть большое но.

Петр Котров, а именно он и был Ставрогиным в этом спектакле, по-моему, очень талантливый актер. Его Исидоро и Треплев (все, что я пока видела) — совсем разные люди. И в этой роли он отличается от прочих. Он выглядит чуть старше и читает холоднее. Он хорош, да, но. Но мне было тяжело видеть Ставрогина таким. Потому что, что ни говори, в Петре нет этой порочности, которая есть в Николае Всеволодовиче, нет того налета «пережитого» и «сломанного». Он — талантливый артист. Но он светлый энергетически человек. И все, что он говорил — звучало не так, как в моей голове говорит Ставрогин Достоевского.

Едва ли поймешь, не читая, что речь в отрывке идет о мужчине, соблазнившем девочку 10-14 лет и доведшем ее до самоубийства. Кажется, что молодой парень подглядывает со сладострастием за тем, как юная Матрёша переодевает чулки в каморке или принимает водные процедуры. Здесь нет «бесов» — тех, что могут заполнить стадо свиней, если их изгнать из этого места, из этого человека. И слава Богу, что нет. И не надо! Потому что свет всё равно не станет тьмой, если нет её зачатков, или если они не проросли. 

В общем, вспомнился фильм Павла Лунгина «Дама Пик» с его «ты хотел быть Германом — ты им стал,» в трейлере. Ставрогины в экранизациях были разными. Мой — такой как в «Бесах» 1992 года. А если он не такой, не могу себя пересилить и перестроиться на другую точку зрения. Хотя, Николая Ставрогина играл даже Юрий Колокольников (кудрявый блондин).

Но уходя от «Бесов» и возвращаясь под звездное небо, где завершилось путешествие по Достоевскому в этот раз, очень хочется сказать за него СПАСИБО! Писатель, любимый писатель, ожил и помолодел, его произведения открылись с другой точки зрения, я пережила публикацию листков Ставрогина (в устном виде) и долго еще не могла унять растревоженную душу.

Сказали, у иммерсивного спектакля должно быть продолжение на сцене, а пока он дорабатывается. Обязательно дождусь и пойду. Ведь каждая встреча с Фёдором Михайловичем Достоевским открывает его новые грани, а с таким провожатым, как Николай Нечаев, вдвойне приятней отправляться в эту экспедицию.

Спасибо большое — было волнующе!

Фото Татьяны Миронюк