«То, что идёт от самого сердца, в сердце и приходит», — Арсений Веденин
Очередным собеседником Андрея Маслова в его рубрике «Профили» стал севастопольский журналист и культурный обозреватель Арсений Веденин.
Расхожее мнение—в Страстную неделю надобно утихомирить бесов, которые живут в каждом из нас, постараться простить всех обидчиков и самому покаяться в неблаговидных поступках. Но ведь согласитесь: не всегда и не каждому это удается… Вот и захотелось «высечь» профиль нераскаявшегося «грешника» в самой всепрощающей рубрике «Профили».
Недавно я прочел пьесу известного севастопольского журналиста Арсения Веденина «Отцы и дети. Наше время». Стало жутко, я вдруг понял, что все написанное—оно не выдуманное и не подсмотренное, оно—автобиографичное! Так сколько же испытаний может вынести обыкновенный человек, чтобы не сломаться, не замарать себя местью и ненавистью?.. Встретился с автором пьесы, и вот что из всего этого получилось. Мне кажется, очень нужные размышления в Страстную пятницу накануне Светлого Христова Воскресения!
—Понятно, что аналогия с романом «Отцы и дети» И. Тургенева неизбежна. Так в чем сходство и в чем отличия? Ощущение, будто ничего не изменилось и этот конфликт будет продолжаться вечно…
—Да, безусловно, конфликт отцов и детей никогда не потеряет своей актуальности. Но если говорить о моей истории, то я бы всё-таки не стал проводить аналогию с известным романом. В «Отцах и детях» у Тургенева идёт речь именно о конфликте поколений, когда «отцы» пытались сохранить то, во что они верили всю жизнь, иногда не принимая взгляды молодых, а «дети», в свою очередь, пытались всё перестроить и изменить.
В моей же пьесе (и в спектакле) акценты расставлены иначе. Речь идёт о любви и внимании со стороны старшего поколения. Задаются вечные вопросы: какова роль отца в жизни мальчика, насколько важна духовная связь родителей и детей, почему так важно быть рядом с ребёнком в начале его жизненного пути? А ведь сколько детей сегодня растёт в неполных семьях, лишенных отцовской или материнской любви… Когда ребёнок растёт в неполной семье, это в той или иной степени отражается на его мировоззрении, ощущении себя, его будущем. Я считаю, что сегодня и всегда об этой проблеме необходимо говорить.
—Ты предельно откровенен в этой пьесе… Не боишься прямолинейной реакции зрителя, как в случае с Эдичкой Лимоновым? И вообще: чего ты боишься?
—Я каждый день сам себе задаю вопрос: зачем иду на такой смелый шаг? Никогда не знаешь, как будет воспринята зрителем такая степень откровенности. Понимаю, что реакция на мой спектакль будет неоднозначной. Готов и к тому, что у кого-то будет полное отторжение увиденного. Но я считаю, что то, что идёт от самого сердца, в сердце и приходит. Когда я только вставал на писательский путь, мне мой первый редактор, Светлана Александровна Скрипниченко, сказала простую и гениальную вещь: «Не пытайся что-то придумывать и писать о том, чего ты не знаешь. Хочешь, чтобы твоя вещь запала в душу,—пиши о себе».
Готовя спектакль, я, пожалуй, в первый раз в жизни последовал этому принципу с максимальной самоотдачей. Поэтому у меня есть надежда, что определенный контакт со зрителем случится. По крайней мере, к такому монологу вряд ли можно остаться абсолютно равнодушным. А чего боюсь?.. Пожалуй, как и все нормальные люди, я боюсь потерять близких людей, лишиться работы, перестать быть востребованным. Ну а как творческий человек, наверное, боюсь внутреннего опустошения.
—Отчего-то вспомнился Франц Кафка «Письмо отцу»… Написано словно под копирку… Но Франц-то не отправил письмо!.. Какую реакцию ты ожидаешь от… отца?
—Насколько помню, у Кафки там звучит мысль, что в их размолвке с отцом ни сын, ни отец не виноваты. Поэтому, когда я отправлял отцу свои откровенные стихи о накопившейся боли за все эти годы, я не ждал каких-то объяснений и оправданий с его стороны. Мне просто хотелось, чтобы он знал о моих чувствах. Хотя прекрасно понимаю: принять такую правду трудно, тем более, что изменить-то уже ничего нельзя. Мне просто хотелось, чтобы он принял мою боль так же, как я принял его выбор, сделанный много лет назад. А что касается зрителя, то я, наверное, жду любую реакцию, кроме жалости. Мне бы искренне хотелось, чтобы отцы, которые будут сидеть в зале, придя домой после спектакля, лишний раз обняли своих детей. Если это произойдёт, то сверхзадача моего моноспектакля будет выполнена. Это самая лучшая реакция, которая могла бы быть.
—Очень трогают пронзительные цитаты из дневника твоей мамы… Написаны слезами вперемешку с… кровью. Почему бы маме самой не читать этот дневник в твоем спектакле?.. Тем более что она—артистка…
—Во-первых, мама была артисткой много лет назад. Сейчас она прекрасный и востребованный преподаватель иностранного языка. Она счастлива в своей профессии и в отличие от меня окончательно отпустила прошлое. Во-вторых, вся эта история—моя личная проблема, с которой я должен разобраться. Ну а в-третьих, мама сторонник того, что всё минувшее надо отпускать с лёгким сердцем, а не ковырять старые раны. Для нее будет уже достаточно того, что я, по сути, во время спектакля возьму её за руку и поведу по коридорам прошлого, с которым она уже разобралась и всех простила. Мне это только предстоит.
—Когда у тебя родится сын, ты сможешь избежать аналогичного конфликта? И возможно ли когда-нибудь прервать этот проклятый конфликт?
—Я постараюсь своему сыну дать то, чего сам был лишён в детстве: отцовскую заботу и любовь. Хотя, когда у тебя с ранних лет не было перед глазами правильной модели семьи, есть определенный страх, что вопрос с построением собственной долго будет открытым. Ведь как всё должно быть? Мужчина в семье—добытчик, её глава, а женщина—хранительница очага. Когда отец нас оставил, мне было четыре года. Маме приходилось вкалывать на трёх работах и, по сути, брать на себя все мужские функции. Ну а хранительницей очага выступала моя бабушка, царствие ей небесное. Поэтому не знаю, насколько я смогу быть хорошим мужем и отцом. Исходя из этого, конфликт поколений можно прервать лишь в том случае, если однажды найдутся силы принять всё, что с тобой было, и перестать быть жертвой.
—Считается, что если ты излил на бумагу свою боль, то она отступает или даже исчезает. Своего рода катарсис. Ты ожидаешь нечто подобное или хотя бы надеешься?
—Я считаю, что проблема, переведённая в текст и в определённый сценический образ, перестаёт быть проблемой. Она становится историей. Но лично для меня это уже давно не проблема каких-то немыслимых масштабов. У меня не заходится сердце, когда вижу на улице папу с ребёнком на плечах. Всё это отболело. Ведь, если разобраться, у меня в жизни всё достаточно хорошо: есть интересная работа, возможность заниматься творчеством, играть в театре, есть друзья и уютный дом, куда мне всегда приятно возвращаться. А прожив заново свою жизнь на сцене, я просто надавлю на ту давнюю рану, в которой скопилось так много отрицательных воспоминаний. Вместе с ними выйдет и вся боль. По крайней мере, я очень на это рассчитываю.
—Сейчас—предпасхальная неделя… Все задумываются о милосердии, всепрощении, жертвенности… Существуют ли такие человеческие качества, которые ты ни при каких обстоятельствах не простишь людям?
—В канун этого года я как-то сам неожиданно для себя сформировал свои личные «10 правил жизни счастливого человека». Одно из них звучит так: «Современный мир слишком далёк от совершенства. Заранее простите ему все возможные подножки. Люди не перестанут предавать, не прекратят хамить в очередях, политики не будут честнее. Груз долой, и шар взлетит». Я могу какие-то качества категорично не принимать в человеке: например лицемерие, надменность, жадность. Но забивать себе голову мыслями о внутренней неполноценности этого человека не вижу смысла. Это же его проблема, а не моя.
—Из всех библейских заповедей какую ты считаешь самой главной?
—Ты знаешь, я считаю, чтобы носить гордое звание Человек, нужно стремиться жить по всем Божьим законам. Выделяя какой-то из них, мы невольно подписываемся под тем, что остальные заповеди для нас не несут особой ценности. Но могу тебе сказать, что первая часть пятой заповеди—«Почитай отца твоего и мать твою»—для меня определенная болевая точка. Почитать своего родителя можно в том случае, когда ты питаешь к нему уважение. Были в жизни моменты, когда моё уважение к отцу стояло под большим вопросом.
—Почему многие считают, что искусство делает этот мир лучше? Даже религия не смогла сделать людей добрее! У тебя есть универсальный рецепт, как изменить человечество?
—Мне кажется, если бы кто-то из наших современников обладал таким рецептом, есть вероятность, что удалось бы избежать большинства войн и конфликтов, которые сегодня сотрясают мир. Ведь, если задуматься, сейчас балом правит антихрист. В сводках новостей то и дело пестрят заголовки, что где-то кого-то убили, изнасиловали, что-то взорвали и так далее. Скажу сейчас парадоксальную для журналиста вещь, но я пролистываю новостные ленты крайне редко, «на автомате», ни на чём не концентрируясь, потому что если вчитываться в весь этот ужас, то будет полное ощущение того, что мир превратился в одну большую «палату № 6».
К счастью, а может, и к сожалению, я сформировал для себя свой собственный мир, где нет никакой политики и прочей грязищи. В этом мире есть моё творчество, я сам и… искусство! В глобальном плане оно, конечно, не способно сделать мир лучше. Силы слишком неравны. Сейчас людей больше интересует разного рода «жесткач», а новости о культуре и искусстве собирают минимальные просмотры в отличие от историй из большой политики. Но… В границах одной человеческой души искусство способно если не творить чудеса, то, по крайней мере, удержать человека на плаву и не дать ему встать на путь деградации. Нет гарантии, что вот таких душ, «инфицированных» искусством, со временем станет больше. Главное—чтобы их не становилось меньше. А есть ощущение, что всё к этому постепенно идёт…
—Ну и традиционно: какой вопрос я не задал, но на который тебе хочется ответить?
—Вечный и очень простой вопрос: если этот мир окажется на краю пропасти, что его спасёт от падения? Не искусство точно. Любовь. Мой моноспектакль «Отцы и дети. Наше время» пытается донести до зрителя и эту мысль. Наверное, она одна из ключевых во всей этой истории…
Я специально оставил «за кадром» мытарства и страдания сына и матери после ухода отца из семьи… Вся эта боль и лишения очень жестко и откровенно описаны в пьесе, инсценировку которой, надеюсь, мы скоро увидим. А в Страстную пятницу хочется всех призвать лишь к одному: остановитесь и задумайтесь, правильно ли мы живем. Всегда есть время опомниться и что-то исправить. То самое «время жить в Севастополе» в согласии со своей душой!
К сему Андрей МАСЛОВ.
Фото Власты Пидпалой
От редакции.
Премьера моноспектакля «Отцы и дети. Наше время»состоялась 24 апреля в арт-кафе КИЦ в рамках поэтического театра «Башни из слоновой кости». По личному решению автора пьесы и исполнителя, спектакль больше играться не будет. Для всех желающих его увидеть, публикуем ссылку на видео, снятое Алексеем Григорьевым.
